- Роль в развитии науки
- Говорит В.В. Колесов
- Официальная аннотация
- Оглавление
- Глоссарий
- Отклики и рецензии
- Печатные издания
- Электронные публикации
- Доксографы
На рубеже веков проф. Колесов возвращается к историко-лингвистической проблематике, но уже не на внутриструктурных, а на когнитивных основаниях. Изучается история становления категорий, выявляются ступени категоризации с непременными пояснениями склада мышления, обусловливающего ту или иную грамматическую конфигурацию. В этой книге наука об истории русского языка в ее современном виде излагается на разнообразном и методически эффективно выстроенном материале, в изданиях, начиная с 2009 года – с расширенным изложением исторического синтаксиса.
Значение этой книги далеко выходит за рамки вузовского учебника. Она предлагает законченное и перспективное учение исторической ментальной грамматики, которое непременно послужит средством, направляющим частные эмпирические описания на десятилетия вперед. Блестящий опыт, полученный при работе над книгой об исторической фонетике русского языка 1980 года, распространен на содержательные уровни языка, так что сложилась целостная картина становления и развития категорий, словоформ и предложений, нашедшая полное и доказательное объяснение.
<…> за восстановленными формами языка, за его организованными структурами и за его постоянно воспроизводящими новые смыслы функциями прозреть носителя этого языка, его создателя — русского человека с присущими ему духовными и ментальными особенностями. <…> этот — ментальный (когнитивный) — метод позволяет собрать воедино все, что уже изучено и известно о происхождении, структуре и развитии важнейших форм и категорий языка.
<…> уже невозможно говорить узко об исторической грамматике, потому что поле описания (материал) и размах описания объектов языка расширились; лучше говорить об истории русского языка вообще как об интеллектуально-образной силе народа, заложенной в категориях и формах родного языка.
Не «почему» и не «как», а «зачем язык вообще» — вот вопрос, который в наши дни поставлен перед изучающим историю языка.
За два столетия произошло неимоверное усложнение как предмета описания, так и методов исследования, не говоря уже о целях изучения истории языка. Все они укрупнились, обобщили огромное число достоверно известных фактов и ныне предстают как основной содержательный фонд истории русского языка. Этим объясняется и сложность описания некоторых процессов, и недостаточность некоторых данных, и трудность их интерпретации, почему у разных ученых и возникают различные точки зрения на одни и те же изменения.
Исходной точкой развития любой категории, и грамматической прежде всего, является момент начала. В свернутом виде начало содержит в себе качество, которое должно развернуться в дальнейшем, так что развитие оказывается движением заданных системой импульсов в определенном, ограниченном системой, направлении. Трудно установить «законы» развития, но зато всегда заметны его «тенденции». Процесс объединяет начала и концы развития, обусловливая все этапы развертывания исходного начала. Процесс развития преобразует заданные качества, всегда определяясь условиями изменения. Процесс объективен, развитие составляет его оправдание и цель. Процесс и развитие соотносятся как явление и его сущность, и, в отличие от них, историей можно назвать момент осмысления и осознания соответствующего развития, данного в его процессе. Начало «развития» — и причина, и цель одновременно, но именно «история» устанавливает «законы» развития, определяя его внешние ограничения и возникающие под внешним влиянием отклонения.
История языка изучает процесс развития категорий и форм конкретного языка – в нашем случае русского языка.
Исторически можно говорить о процессе выделения словоформ из синтаксического контекста, что связано с переходом классифицирующего признака имени от типа основ к роду основ, и параллельно с тем – от семантического синкретизма падежных форм к их семантическому разграничению.
Предположение об отталкивании от омонимичных форм в пределах одной парадигмы до XVI в. вряд ли справедливо; наоборот, все примеры демонстрируют свойственный Средневековью принцип притяжения по образу и подобию (т. е. по сходству форм в словесных формулах).
В начале изменения замена флексий определяется морфонологическими условиями контекста и связана с регулирующим воздействием новых для системы грамматических категорий. Во всех ранних примерах употребления нового для имен мужского и среднего рода окончания -амъ, которые отражаются в памятниках с XI в., они возможны лишь у тех имен, которые нейтрализуются по признаку рода или числа; обычно это собирательные разносклоняемые имена (жителе, содомле и пр. с особой полупарадигмой мн. ч.) или слова Pluralia tantum (Соловкы и под.). Неопределенность в выражении ставшего основным классификационного признака — рода — создает известную расшатанность флективного ряда и тем самым способствует проникновению новой флексии в традиционное окончание дат. п., а затем местн. п. и позже тв. п. <...> оплотми, городми с обычным для них влиянием со стороны старых *ŭ-основ <…>.
Род исторически организует парадигму как новый принцип классификации имен.
Нововосходящее ударение, в котором совмещались тон и ударение, связывает словоформы в слово, давая возможность к восприятию грамматических парадигм как идеально отличных от конкретных лексических форм слова.
Формирование системности в русском языке происходило параллельно на всех уровнях: корреляции по мягкости/твердости у согласных, по виду — у глагола, по числу — у имен и т. д., а также в развитии связей между словоформами в парадигме. Соединение формальных словоформ в грамматическую парадигму — это обратная сторона многозначности (синкретизма) средневекового слова в момент его распадения — сначала в границах словесной формы. Фонетический принцип выделения парадигм по характеру основы сменился семантическим, согласно категориям рода, а затем и числа.
Только обобщившиеся в категориальные формы явления языка подводят к моменту кодификации по данному признаку, т. е. к установлению нормы как акта познанной системы. И только литературный язык как высшая форма национального языка способен был завершить построение парадигм. В диалектной речи этот процесс остался незавершенным. Церковнославянский язык также оказался неспособным это сделать, поскольку он создавал свои формы во многом искусственно; ср. примеры типа небо — небесо.
<…> признак рода у существительных дейктичен (указывает на реальные различия), а у прилагательных он связанно анафоричен (указывает на отношения внутри текста), из чего следует, что грамматический род как категория возникал первоначально только в своем анафорическом значении, т. е. в контекстной формуле, а не парадигматически как категория (например, не как ответ на необходимость различать признак пола или лица). Как и все грамматические категории имени, генетически категория рода синтаксична по функции и оформляется с помощью фонетических средств. Самостоятельной категорией она становится в связи с развитием категорий лица и одушевленности и в результате выделения имен из состава словесных формул.
Недостаточность материала, взятого в «системном» соотношении по искусственно ограниченным временным срезам, не может показать развитие категории одушевленности, поскольку это — процесс, заданный к действию путем «снятия» с новой классифицирующей категории рода.
<…> грамота положити <…> казна взяти. Категоричность утверждения в инфинитивном предложении несомненна, речь идет о необходимости исполнить действие в отношении определенной цели, и эта цель связана с неодушевленным объектом действия.
<…> идея двойственности, как и идея собирательности, не исчезает из семантики, переходя на уровень синтаксического контекста.
<…> перечень семантических групп у глагольных основ составляет систему соответствий: действие простое – итеративное, (а именно) каузатив будити – буждати, инхоатив бънути – быдати, дуратив блюсти – блюдати, состояние бъдѣти – бъдѣвати.
Последовательность «развертывания действия» — смена глагольных основ, показанная как каузатив → инхоатив → (дуратив) → состояние, принципиально демонстрирует, что цельное действие не имеет конца и каждое новое состояние становится источником другой цепи действий, начинаясь с каузации процесса и завершаясь состоянием-результатом законченного действия.
<...> итеративность действительно сформировалась в законченную систему, отдаленно напоминающую систему глагольных видов. Сама разорванность общего действия на составляющие его «акты» показывает, что видовой корреляции в современном ее смысле в праславянском не было: никакое действие само по себе, без соотнесения его с другими формальными выражениями того же действия, не дано как законченное или завершенное, т. е. совершенное. Это всего лишь семантический эквивалент вида при отсутствии обобщенного рода, скорее содержательная идея вида.
Русские формы аориста и имперфекта (в их отличии от старославянских), их строго функциональное распределение, обозначение аористом прошедшего (завершенного), а имперфектом — настоящего (незавершенного в прошлом) действия, постоянные и последовательно проведенные преобразования глагольных основ в направлении к развитию видовых различий, статистическое распределение форм и стилистических вариаций в средневековых текстах — все это показывает, что аорист и имперфект в древнерусской системе времен были представлены.
Последовательность преобразования категории вида как пра-вида, до-вида и вида может быть представлена как обогащение признаком аспектуальности:
1) определенность/неопределенность (тип вести — водити);
2) предельность/непредельность (тип веде — ведяше);
3) совершенный/несовершенный (тип веду — приведу).
Суффиксация выявила оппозицию определенность/неопределенность, префиксация — оппозицию предельность/непредельность, конфиксация — оппозицию по виду.
Предметом исторического синтаксиса является преобразование взаимных связей морфологических и лексических средств языка по мере развития форм мышления и структурных типов высказывания. Изменение же синтаксических норм языка становится объектом исторического синтаксиса, его необходимо выявить и описать в историческом исследовании предмета. <…>
В свою очередь, синтаксис обратным образом становился тем проявлением языка, который сгущал прежде разрозненные лексические группы или неопределенные морфологические отношения и создавал новые грамматические категории, сыгравшие важную роль в становлении русских форм мышления. Достаточно указать на категории вида, залога и времени, которые образовались как раз в синтаксическом контексте. Наоборот, другие категории растворялись в таком контексте, став избыточным средством выражения мысли; так случилось с категорией определенности.
Большую роль в развитии синтаксиса сыграло появление письменной формы речи. На письме оказалось возможным отрабатывать сложные синтаксические конструкции, редактируя и совершенствуя тексты. Сложное предложение вообще развивалось в письменной форме; еще и сегодня в устной речи сохраняются простейшие древние формулы.
Основным законом развития славянских языков А.А. Потебня считал постоянное увеличение противопоставлений между именем и глаголом, синтаксически — между подлежащим и сказуемым. Другим всеобщим законом можно признать связь морфологических структур и категорий с синтаксическими их функциями, взаимное «перетекание» морфологических парадигм в синтаксические синтагмы, и наоборот, т. е. ослабление или сгущение категорий языка.
В последовательности исторических преобразований отмечаются следующие тенденции:
— сохранение устойчивости синтаксической структуры «именительный падеж — личный глагол» путем постоянного преобразования связей, т. е. усиление предикативности;
— утрата старых структур и замена их новыми синтаксическими структурами, т. е. усиление определенности высказывания и обогащение модальностями;
— выработка прямой перспективы высказывания от момента речи взамен старой (обратной) от момента действия;
— развитие сложноподчиненных предложений (гипотаксиса) на основе естественной речи паратаксиса (соединения речевых формул
в сочинении);
— замена именных сочетаний с предлогами придаточными предложениями с союзами, созданными на основе тех же предлогов;
— формирование нового типа предложений — односоставных, которые выразительно представили разговорную стихию национального языка;
— соединение старых и новых синтаксических средств со стилистической дифференциацией в их функциональном единстве — текст создается как цельность сообщения.
Таким образом, происходило отчуждение мысли от действительности, выделение мысли как самостоятельной области той же реальности при одновременной объективации ее познавательной силы.
Предложение как основная структурная единица развилось достаточно поздно и быстро прошло путь от речевой формулы до законченной цельности сложноподчиненных конструкций. Развитие предложения было связано с преобразованием видовременной системы, с синтаксическим обобщением модальных слов, с образованием иерархии синтаксических структур, выстраивающих перспективу высказывания, с семантическим «побледнением» некоторых глагольных форм в составе предложения и их превращением в союзы, а также (прежде всего) с чисто метонимическим перемещением синтаксического признака условия в признак причины.
Необходимость в новых формах возникала по двум прямо противоположным причинам. Формально последовательная дифференциация исходных синкретичных союзов постепенно зашла в тупик, потому что расширение союзов за счет частиц не могло развиваться бесконечно; ср. до-не-ли-же и т. д.; в конкретном тексте формальные единицы стали довольно значительными, иногда превышая содержательную часть высказывания (ср. в тексте XII в.: Того бо ради и благодѣть велика, понеже бѣша чюдьна — здесь шесть (!) исходных частиц и местоимений). Замены одного многозначного союза другим столь же многозначным (как или коли вместо егда) также уже не достигали цели.
Формы типа ловъ дѣяти более древни, чем ловити.
Строгая система простых предложений современного русского языка, которую создавало для нас Средневековье с XII по XVII в., — это разные способы выражать суждение, а совокупность всех таких предложений предстает парадигмой, моделью, наводящей на реальность идеальных признаков мысли. Односоставное личное передает степень объективности по-знания, а безличные предложения всех видов уточняют оценку качеств и меру истинности уже полученного знания. Предикативность и модальность разведены; говорящий может соотнести высказывание с идеей-мыслью (по-знание) и с предметом-вещью (знание), как бы подводя суждение к согласованию идеи и вещи в совместном их отношении к слову. И тогда вступает в дело двусоставное предложение, в котором связь идеи и вещи выражается уже словесно. В системе высказываний постоянно воссоздается, непременно учитываясь, «мера объективности в неизбежности действия», а нехарактерное для русского выражения выпячивание субъекта «замещается субъективностью» идеи.
В истории русского языка важное место занимает XV век, когда происходили самые существенные его изменения. Именно в это время на основе развивающегося умственного течения — реализма — начиналось сложение новых грамматических парадигм и слово, освободившись из средневековых речевых формул, в свободном движении мысли стало выстраивать синтаксическую перспективу высказывания о новом авторском смысле. Отныне слово предстает не просто частью традиционной формулы с неопределенным (синкретичным) значением, оно обретает двоичную суть как идеальная часть речи, выражающая известное понятие с усилением модальности, и как реальный член предложения, создающий суждение в усилении предикативности.
Из трех этапов развертывания синтаксических структур первый — древнерусский — важен как момент начавшегося перехода от паратаксиса к гипотаксису, осуществляемого в активном диалоге:
Аще ли вдарить мечемъ? — Да вдасть гривну!
Аще ли вдарить мечемъ, то вдасть гривну.
На втором — старорусском — этапе в процессе усложнения мысли происходило семантическое преобразование союзных слов в союзы с последующей спецификацией их функций путем отбора общерусских гиперонимов. Именно в это время стали складываться основы национального русского литературного языка.
На третьем этапе — в XVII в. — в процессе усиления абстрактности была выработана синтаксическая перспектива высказывания в соответствии с иерархией языковых средств: были окончательно устранены архаические двойные падежи, изменен порядок слов и предложений, выработаны все сложные структуры речи, помогающие мысли совершать творческую работу над текстом. Постепенно устранялся стилистический разнобой, а сами тексты обретали понятный и четкий смысл.
Основные категории и формы национального русского языка сложились к концу XVII в.; теперь оставалось лишь отточить и облагородить его в классических текстах русских писателей.
Учебник посвящен описанию последовательной смены древнерусского (X–XII вв.), общерусского (XIII–XIV вв.) и старорусского (XV–XVII вв.) периодов в истории русского языка. С особым вниманием рассмотрены преобразования грамматических парадигм и категорий; указаны семантические причины их формирования и морфологические основания всех происходивших со временем фонемных изменений; описаны основные синтаксические явления языка в их связи с формированием русской ментальности. Подробно излагается фактический материал, почерпнутый из оригинальных текстов, комментируются средневековые идеи искусства слова.
Для студентов и аспирантов филологических факультетов высших учебных заведений Российской Федерации, а также для всех интересующихся русской историей и культурой.
- Значение исторической грамматики
- Изучение исторической грамматики
- Предмет и объект исторической грамматики
- Периодизация истории русского языка
- Принципы познания
- Идеология познания
- Метод и методика
- Формирование русского языка
- Источники
- Основные понятия, термины и определения
- Исходная система фонем восточнославянского диалекта в составе праславянского языка
- Основные принципы строения слога
- Состав гласных фонем
- Система гласных фонем
- Распределение гласных фонем
- Состав и распределение согласных фонем
- Палатализации
- Система согласных фонем
- Просодические признаки исходной системы.
- Завершение динамических тенденций праславянского языка в древнерусском (середина X — конец XI в.)
- Завершение тенденции к открытому слогу. Русское полногласие
- Упрощение системы гласных фонем. Утрата ринезма
- Завершение тенденции к слоговому сингармонизму. Вторичное смягчение полумягких согласных
- Развитие межслогового сингармонизма
- Утрата редуцированных гласных в древнерусском языке
- Причины и предпосылки изменения
- Утрата слабых редуцированных
- Прояснение сильных редуцированных
- Изменение редуцированных в сочетании с полугласными
- Фонологические следствия утраты редуцированных.
- Преобразование системы согласных фонем
- Корреляция согласных по твердости–мягкости
- Фонологизация «мягкости»
- Ассимиляция по мягкости–твердости
- Образование корреляции
- Корреляция согласных по звонкости–глухости
- Фонетические ассимиляции
- Образование корреляции
- Пополнение системы
- Преобразование системы гласных фонем
- Изменение гласных 〈е〉 и 〈о〉
- Изменение гласных 〈ê〉 и 〈ô〉
- История фонемы 〈ê〉
- История фонемы 〈ô〉
- Фонетические варианты фонемы 〈ê〉
- Изменение безударных гласных
- Изменения после твердых согласных
- Изменения после мягких согласных
- Следствия фонемных преобразований
- Общие принципы изменения
- Развитие графики и орфографии
- Предпосылки морфологических изменений
- Исходная неопределенность системы
- Формальные ограничения
- Распределение имен в составе парадигм
- Древнейшее перераспределение имен по типам основ
- Фонетические предпосылки совпадения именных основ
- Имя существительное: преобразование форм единственного числа
- Категория падежа
- Преобразование консонантных основ
- (sic!) Унификация имен мужского рода
- Взаимодействие основ женского типа склонения
- Имя существительное: преобразование форм множественного числа
- Именительный падеж
- Соотношение именительного и винительного падежей
- Родительный падеж
- Дательный и местный падежи
- Творительный падеж
- Формирование именных парадигм
- Результаты изменений
- Акцентное распределение парадигм
- Статистическое распределение парадигм
- Категории имени существительного
- Категория рода
- Категория одушевленности
- Категория числа
- Собирательные имена
- Двойственное число
- Имена прилагательные
- Типы имен прилагательных
- Краткие прилагательные
- Полные прилагательные
- Изменения полных прилагательных
- Притяжательные прилагательные
- Семантика имен прилагательных
- Степени сравнения прилагательных
- Функции имен прилагательных
- Имена числительные
- Особенности счетных имен
- Имена два, оба
- Склонение счетных имен
- Изменения счетных имен
- Порядковые счетные имена
- Имена числительные
- Местоимение
- Местоимение и наречие
- Личные местоимения
- Указательные местоимения
- Определительные местоимения
- Вопросительно-относительные местоимения
- Полные местоимения
- Функции местоимений
- Ударение
- Наречие
- Типы наречий
- Наречия образа и способа действия
- Отыменные наречия
- Изменение наречий
- Ударение
- Глагол
- Исходная система глагола
- Категории глагола
- Основы и классы глагола
- Семантические группы глагол
- Состав атематического класса
- Характер древних основ
- Состав и распределение глагольных времен
- Настоящее время
- Значения формы настоящего времени
- Сложное будущее время
- Простые прошедшие времена
Имперфект
Аорист - Перфектные времена
- Исходная система времен
- Соотношение времен
- Система времен
- Изменение системы
- Статистическое распределение форм грамматического времени
- Парадигмы глагольных времен
- Терминология
- Изменения в системе времен
- Общее направление изменений
- Имперфект
- Аорист
- Перфектные времена
- Будущее время
- Простое будущее время
- Сложное будущее время
- Второе сложное будущее время
- Развитие системы времен
- Категория вида
- Вид и аспектуальность
- Этапы формирования видовых противопоставлений
- Определенность и неопределенность
- Предельность и непредельность
- Формирование категории вида
- Развитие приставочных образований
- Категория залога
- Понятие о залоге
- Развитие категории залога
- Возвратность
- Переходность
- Залог
- Формирование залоговых отношений
- Внеличные категории глагола
- Общие принципы разграничения
- Наклонение
- Причастия
- Вводные замечания
- Общие положения
- Признаки предложения
- Синтаксические заимствования
- Основные закономерности исторического синтаксиса
- Особенности синтаксических преобразований
- Предлоги
- Частицы
- Союзные слова
- Развитие подчинительных союзов
- Особенности синтаксических конструкций
- Типы простых предложений
- Части речи и члены предложения
- Порядок слов
- Синтаксис падежных форм
- Развитие исходных формул речи
- Вторые косвенные падежи
- Древнейшие формулы речи
- Метонимия и метафора
- Простые предложения
- Двусоставные предложения
- Односоставные предложения
- Развитие односоставных предложений
- Сложные предложения
- Исходные синтаксические конструкции
- Сложносочиненные предложения
- Относительное подчинение
- Общие замечания
- Подлежащные и сказуемостные придаточные
- Определительные предложения
- Изъяснительные предложения
- Бессоюзные предложения
- Сложноподчиненные предложения
- Общие положения
- Союзы и союзные слова
- Типы подчинения в их развитии
- Придаточные предложения места и времени
- Условные придаточные предложения
- Уступительные придаточные предложения
- Придаточные предложения следствия
- Придаточные предложения причины
- Придаточные предложения цели
- Причастные структуры
- Прямая и косвенная речь
- Порядок следования придаточных предложений
- Последовательность синтаксических преобразований
Условные сокращения и обозначения
Источники и их обозначения
Литература
Учебная литература
Рекомендуемая литература
Дополнительная литература - Исходная система глагола
Вид выражает действие с точки зрения его объективного протекания вне конкретного времени, т. е. вне момента речи; в древнерусском языке еще сохранялись древнейшие средства выражения различных способов действия, в частности посредством различия глагольных основ.
Глагольные классы определялись соотношением двух основ и связанным с этим распределением форм, семантических групп глаголов и акцентных соответствий, особенно важных именно в устной речи. Класс глагольных основ рассматривается как грамматический разряд глаголов, имеющих одинаковое и постоянное морфонологическое чередование, одинаково и словоизменительного, и словообразовательного характера; в частности, определенные по составу глагольные классы отличаются общностью семантики и указывают на особые формы в древности.
Идентификация – сопряжение.
Идеация – обобщение.
Категория есть наиболее общее понятие, отражающее самые существенные свойства языка. Например, категория падежа образует строгую систему всех падежных форм в их речевом проявлении.
Термин «категория» в современном значении в русской грамматической традиции впервые используется А.А. Потебней; его предшественники для обозначения грамматической категории употребляют еще термин «степень». Категория есть общее и даже всеобщее понятие о том же объекте, что и парадигма, но это — максимально абстрактное понятие, наиболее близкое к идеальному в его абстрактности представлению, которое парадигма и замещает в сознании как общность явленных форм. Так, самостоятельные категории рода или числа имен представлены как замещение идеи предметности или счетной меры. Категория одновременно есть и образ парадигмы, и смысл понятия — это символ концепта, а концепт, в свою очередь, составляет основную единицу ментального содержания, которую сегодня изучают многие гуманитарные науки, не только языкознание. Категория — это совокупность содержательно однородных языковых единиц, объединенных общим признаком (категория рода, категория числа).
Ментализация (осмысление) – длительный и сложный процесс погружения языка в категории смысла, формирующий национальную ментальность, законченно отраженную в языке.
Метод — это способ познания и путь исследования существенных сторон научного предмета.
Методика — это совокупность приемов, необходимых для последовательного и доказательного изучения конкретных научных проблем.
Методология в широком смысле есть наука о методах, она представлена в трех направлениях: собственно методология, отвлеченно метод и конкретно методика исполнения работы. Все совместно они представляют идеологию познания — «учение об идеях». Методология в узком смысле — это система коренных принципов открытия и представления теоретических положений в области познания, которыми в определенную эпоху направляется деятельность человека.
Модальность. Типы модальности выражают отношение говорящего к связи между содержанием высказывания и действительностью: объективная модальность реальности противопоставлена модальностям желательности, возможности и необходимости. Модальность высказываний дана в двух измерениях, свойственных древнерусским представлениям по сути: предметная модальность действительного мира постоянно соотносится с субъективно понимаемой «потенциальной» модальностью мира идеально мыслимого.
Нейтрализация в широком смысле есть устранение одного из признаков различения в противопоставлении по данному признаку.
Номинализм понимается как установка народного сознания, согласно которой в центре внимания находится вещь в ее цельности (из нее исходят), и потому соотношение слова и идеи (знака и значения) требуется подчинять согласованию не отдельных признаков вещи, а целостности вещей; для данной позиции важно не содержание понятия (признака различения), а объем понятия, т. е. то, что объединяет совокупности признаков вещи в вещь, а совокупности многих вещей в общее целое — мир. В практической деятельности для номиналиста важен опыт, практика действия и в целом «стихийный материализм». Такой была позиция Древней Руси.
Норма – совокупность наиболее устойчивых реализаций языковой системы, отобранных и закрепленных в процессе языкового общения, для нормы важны стабильность, вариантность (форм) и сознательная кодификация. Норма есть познанная система, исторически фиксирующая состоявшиеся в системе изменения. Средневековый текст не знает нормы, и ясно почему: не познана система языка, нет положительного знания о языке. Вместо нормы присутствует «широкое представление о норме», т. е. ориентация на образ и подобие — на образцовый текст и на понятие авторитетного достоинства текста. Проблема системы и нормы — проблема соответственно исторической грамматики и истории литературного языка.
Перфект. По основному своему значению перфект — вневременная категория, происхождением обязанная необходимости выразить качество субъекта действия, данное как состояние (результат) действия. На то, что перфект — вневременное время, указывает возможность его выражения как в наст. вр. (есмь шьлъ), так и в прош. вр. (бѣхъ шьлъ) и даже в буд. вр. (буду шьлъ). В отличие от имперфекта, относительного и по действию, и по времени, перфект относителен ко времени (к моменту речи в наст. вр.), поэтому последовательно употребляется со связкой во 2-м л., тогда как в 3-м л. связка сохраняется лишь тогда, когда перфект зависит от наст. вр. в главном предложении; это согласование типа иду — есмь шьлъ. В остальных случаях связка опускается или ее не было.
Реализм. Философский реализм исходит не из вещи, как номинализм, а из слова (Слово, Логос), видя в нем самую суть связей, существующих между вещью и идеей (понятием). Идея для реалиста столь же существенно реальна (реальность — действительность, эссенция — сущность), что и сама вещь. Такой стала философская позиция эпохи Московской Руси с XV в. (ср. номинализм).
Речь — конкретное говорение во времени, представленное в звучании или в тексте. Речь — явление, язык — сущность этого явления.
Объект (от лат. objectum ‘предмет’) — существующее вне сознания, объективно, явление внешнего мира.
Основа как слово- и формообразовательная категория определяет принцип порождения формальных классов и семантических групп глаголов; это чисто формальное образование, которое сохраняет черты древности, потому что основано на фонетическом принципе (чтобы слышать и говорить) разграничения глагольных форм. Именно характер глагольной основы и связанные с ней типы чередований в древнеславянской системе языка определяли все другие категории в их образовании. Даже отглагольные имена зависели от характера основы; ср. жив-у — жи-вотъ (животное) как обозначение субъекта жизни в его действии, но жи-ти — жи-тие, жи-знь как выражение состояний такого пребывания в жизни.
Определенность — признак согласования всех частей речи в их последовательности в тексте и в их соответствии действительному положению вещей. Эта особенность предложения создавала равномерные ряды высказываний, уложенных в аккуратные цепочки слов; ср.: и тут есть Индийская страна, и люди ходят всѣ наги, а голова не покрыта, а груди голы, а власы в одну косу заплетены, а всѣ ходят брюхаты, а дѣти родятся на всякый год, а детей у них много, а мужики и женки всѣ нагы, а всѣ черны… («Хождение» Афанасия Никитина) — в принципе текст может расширяться без конца, и новая информация (с повторениями: всѣ нагы) пополняет уже известное. Такие конструкции еще не предложения, а механический набор формул, объединенных определенностью ситуации. Древнерусский язык представлял скольжение определенности в тексте путем последовательного расширения высказывания: …повелѣлъ есмь сыну своему Всеволоду отдати… святому же Георгиеви велѣлъ есмь бити… (Мстисл. гр. ок. 1130). Каждое последующее слово уточняет сказанное, доводя высказывание до известной степени определенности, которая достигается употреблением необычных форм (Георгиеви вм. Георгию). Достижение полной определенности стало возможным в Новое время, когда категория определенности ушла из морфологии как грамматическая (выше показана на истории имен и в связи с категорией вида). Теперь это «разлитая» по контексту категория, имеющая различные средства выражения с помощью лексических и акцентных разграничителей.
(О становлении категории одушевленности) Развитие идет не за счет замены категорий, а посредством совершенствования самой категории, которая в исходной системе представлена как синтаксическая категория «определенность/ неопределенность».
Предикативность есть отношение предложения к действительности, выражаюшее действие реальное — нереальное или достоверное — недостоверное, передаваемое посредством глагольного наклонения. Общим признаком предложения является субъектно-предикатная структура, которая указывает на соотношение известного уже мысли и нового для нее знания, и обычно выражена подлежащим и сказуемым. Отнесенность соответствующей мысли к действительности (предикативность в широком смысле) обычно выражается значениями глагольного времени, лица и модальности, рассредоточенными между разными членами предложения, причем не обязательно только главными; например, порядок слов в предложении может перестроить субъектно-предикатную структуру, т. е. переместить внимание с одного «нового» на другое.
Предикативность создает предложение. Идущий человек, ходьба человека — еще формулы, человек идет — уже предложение. Предикативность выражается глаголом, который связывает серию речевых формул общим отношением последовательности изложения; например, это — простое предложение сочинительной конструкции, в которой глагол выполняет роль обобщающего слова. В древнерусском языке происходит усиление предикативности, и на этой основе выстраивается новая перспектива высказывания.
Предмет — (в отличие от объекта) явленное чувству и сознанию конкретное явление, представляющее тот же объект.
Предложение – с к. XVIII как перевод лат. propositio; в средневеквой Руси известнее слово уряжение (урядъ), осложненное указанием на письменную форму — строка. В современном значении это что-то вроде ‘законченный период речи в момент произнесения’ — с поправкой для письма ‘укол (точка)’ (исконное значение слова строка). Урядъ значит ‘условие, договор’, т. е. представляет предложение как условную форму речи, выражающую некую мысль. Это логическая терминология, сохраненная доныне: термин предложение также синоним суждению. Таким образом, в древнерусском языке предложение понималось как общая цельность высказывания, определенная интонацией периода и ограниченная единственным знаком — точкой. Сегодня имеется множество определений предложения, уточняющих разные его свойства. Это категория, противопоставленная слову и словосочетанию по формам, значениям и функциям и представленная следованием любой длины — от слова до развернутой конструкции; предложение выражает законченную мысль и предоставляет говорящему (пишущему) широкие возможности для ее передачи.
Это — конструирование вариантов речи, представляющих собой действие выработанных традицией синтаксических структур — инвариантов языка — на основе наличных образцовых текстов. Три признака предложения: предикативность (см.), модальность (см.) и определенность (см.) — составляют основной характер каждого предложения.
Рукопись – конкретное проявление текста в ее уникальной форме.
Система. Система языка — совокупная множественность языковых единиц естественного языка, организованных в функциональное и стилистическое единство на основе связей и отношений по сущностным смысловым признакам, которые способны порождать новые смыслы, сохранять их в текстах и передавать в речи. Язык определяется через систему. Система — это множество языковых элементов одного языка в отношениях и связях друг с другом, она определяется единством и целостностью; другими словами, система и есть язык как его сущность (ср. норма).
Слово. Уже в древнерусском языке последовательное распространение формул конкретного содержания грозило перенасыщением словесного ряда, сложного для запоминания. И тогда в XV в. возник совершенно новый тип передачи информации. Синтагма сжималась до отдельного слова, и семантическая компрессия (слово получало смысл всей формулы) сопровождалась формальным усилением слова посредством суффикса. Такой словообразовательный «взрыв» своим появлением обязан как раз переосмыслению текстового ряда слов, что привело к семантическому разведению со-значений прежде синкретичного по смыслу слова. Сжимая отдельные формулы текста в слова и тем самым производя семантическую конденсацию смысла, язык нуждался в появлении новых средств для выражения специализированных его оттенков; например, как в «Домострое»: мужь — мужикъ — мужичина или жена — женка — женьчина для различения брачных, социальных и половых различий.
Собирательность. «Собирательность происходит от качественности, а не наоборот» — слова А.А. Потебни показывают специфику древней собирательности. Это качественное количество, которое предлагало различный образ представления числа.
Сущность — главное внутреннее содержание, составляющее суть явления, например категории языка.
Текст (ср. рукопись) – есть объединенная смысловой связью последовательность знаковых единиц, для которой важны именно связность и цельность (от лат. textus ‘плетенье’). Можно сказать, что текст есть явленность языка в конкретной его национальной форме. Язык парадигматичен (системность элементов), а текст синтагматичен (их последовательность); текст воплощен в последовательности суждения и описания (предложен в предложении). В современном языке текст характеризуется законченностью, цельностью, связностью и последовательностью в изложении мысли. Он имеет затекст (основание высказывания), контекст (его структуру) и подтекст (скрытое содержание). Древнерусский текст более одномерен и прост, в нем преобладает информационный повод в простоте конструкции. <…> изменялся и принцип организации текста. Происходило углубление семантического пространства текста, главным образом в результате ycтранения многих «предикативных центров» старого высказывания. А.А. Потебня показал, каким образом организуется новое семантическое пространство высказывания, выносимое и в текст. Совмещение модальности высказывания, предикативности суждения и определенности ситуации привело к развитию сложноподчиненных предложений, с помощью которых логические контуры высказывания стали осознаваться вполне ясно. В области текстообразования произошло то же самое изменение перспективы, что и в любом типе традиционного текста: смена обратной перспективы «от вещи» на прямую, свойственную современному восприятию реального ряда «вещей» — от говорящего.
Форма (от лат. forma ‘наружный вид’) — это грамматическое средство выражения грамматической категории.
Формула. Основной единицей средневекового текста являлась традиционная формула — словосочетание из двух-трех слов; целостность текста определялась степенью цельности формул и их соотнесенностью друг с другом. Этот принцип сложения текстов, в сущности, никогда не отменялся, он действует и до сих пор. Русские идиомы разного типа — не что иное, как «снятые» со своих контекстов древние формулы, в рамках собственного текста создававшие его подтекст. Синтагматика текста невозможна без парадигматики языковой системы, так возникает качественно новый принцип организции текста: усиление системности языка снимает творческую напряженность с текстовых формул, развивая независимость отдельного слова в новой текстовой структуре. Исторически в сознании формула членится на слова, как слог — на отдельные фонемы. Свободное слово, в новых условиях способное соединяться с любым другим, столь же свободным от узкого контекста словом, развивает метафоричность изложения, тем самым разрушая систему традиционных символов, крепившихся на ограниченном пространстве формулы (ср. слово).
Явление — это проявление сущности в доступных наблюдению формах.
Язык — абстрактное представление о системе знаков, отражающей мышление и служащей средством общения. Язык — это этнически определенный тип знаковых систем, используемый в данном обществе; языку присущи системность, функциональность, историзм (естественный, «живой» язык изменяется) (противоп. текст, см.). Русский язык – язык, который в последовательных своих изменениях соединял восточных славян во времени и в пространстве считая с середины XI в., когда начинаются собственно восточнославянские языковые изменения, и далее представлен в моментах его преобразования как система: древнерусский язык (восточнославянский диалект общеславянского языка) — великорусский язык эпохи Средневековья — современный русский язык.
Колесов В.В. История русского языка: Учеб. пособие для студ. филол. ф-тов высш. учеб. заведений. СПб.: Филологический факультет СПбГУ; М.: Издательский центр «Академия», 2005. 672 с.
Колесов В.В. Историческая грамматика русского языка: Учебник. СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2009. 512 с.
Колесов В.В. Историческая грамматика русского языка: учебник для высших учебных заведений Российской Федерации / Учебно-методический комплекс по курсу «Историческая грамматика русского языка». СПб.: СПбГУ, 2010. 512 с. (Русский мир: учебники для высшей школы).
Колесов В.В. История русского языка: учебник для бакалавриата и магистратуры. 2-е изд., испр. и доп. М.: Издательство Юрайт, 2019. 659 с. (Высшее образование).